Пожилому сельскому священнику, понадобилось неотлож­но доехать до города. С трудом, он добрался до трассы и стал «голосовать». Автомобили один за другим, обдавая его пылью и гарью, проносились мимо. Наконец затормозила одна лег­ковушка. Там находились двое молодых людей. Тот, что сидел на заднем сиденье, приоткрыв переднюю дверцу пошире, при­гласил:

— Садитесь.

Священник услышав громко звучавшую в машине «долбиловку», почувствовав не добрую атмосферу, молчаливое не­довольство со стороны водителя, хотел было отказаться, но прикинув, что так он рискует не добраться до нужного места, при своих больных ногах. Смирился, сел на предложенное сиденье, рядом с водителем.

Коротко, косо взглянув на гостя, водитель не очень любез­но спросил:

— Вам куда?

— Мне в В… — несколько растерянно, произнёс священник.

Водитель не трогался с места. Видно подыскивал что-то ещё сказать. Друг его, с заднего сиденья, похлопав по плечу, под­толкнул:

— Всё в норме, Макс. Давай, жми! Мы же мимо этого В. и поедем.

Не сразу, Макс всё же тронул машину вперёд.

Покатилась под шины, шурша, асфальтированная дорога.

Чувство неуютности, неудобства, почему то не покидало священника. Особенно докучала музыка. В магнитоле безос­тановочно, воинственно грохотал рок. Священник, как не пы­тался себя отвлечь молитвой, всё же не выдержал, попросил:

— Простите, а нельзя ли этот вот…это…хотя бы чуть уменьшить?

— Нет! Нельзя!! — коротко отрезал водитель.

Священник смиренно извинился:

— Простите меня. Я так…для общей пользы… — попытался объяснить священник.

Водитель недобро зыркнув на него глазом, ничего не отве­тил. Вслух досадливо, подчёркнуто тяжело вздохнул.

Сидящий сзади дотянулся до магнитолы. Нажал на клави­шу, вынул кассету. Неожиданно коротким движением руки, выкинул злополучную кассету в приоткрытое окно.

— Ты чё, Саня?! — резко обернулся к нему Макс.

— Совсем что ли?..

Он, неослабно держа руль левой рукой, пальцем правой по­крутил у виска.

Александр спокойно произнёс:

— Мешает же. Надо человека уважить.

— Этого, что ли?!.. — недобро ткнув подбородком в сторону священника, спросил водитель.

— Этого, Максюша, — ласково подтвердил приятель.

Презрительно хмыкнув, водитель выдал оценку, рядом си­дящему:

— Много чести будет.

Сплюнув за окно, водитель с досадой спросил:

— А зачем кассеты то выкидывать? Они твои?

Александр протянул приятелю шуршащую бумажку, пред­ложил:

— На тебе, компенсацию.

— Не надо, — отмахнулся Макс.

— Выбросил я, потому что это была плохая музыка,

Алек­сандр наклонился к священнику, спросил:

— Правда батюшка, плохая?

Желая соблюсти мир, священник осторожно согласился:

— Конечно, это недобрая, разрушающая музыка.

— «Разруша-ающая»!.. Умники здесь завелись, — вознегодо­вал водитель: — Что вы понимаете то в ней?

— Нельзя Максик, так разговаривать с батюшкой, — попы­тался урезонить его друг.

— Я тоже согласен с этим. Мне само­му она давно надоела. И тебе во вред. Вон ты какой злющий. А теперь, когда мы освободились от этой бяки и тебе будет луч­ше. Чувствуешь, как хорошо стало?!. Птичек даже слышно.

Александр попытался погладить приятеля по голове, но тот отдёрнулся от его руки. Тот не смутился этим, посмеялся не­много, потом, наклонившись к священнику, попросил:

— Простите нас батюшка, неразумных.

— Бог простит вас. Простите и вы меня.

Наступила пауза. Ехали молча. Через минуты три, водитель произнёс с досадой:

— Ну ты и псих. Взять и выкинуть… — он опять покрутил пальцем у виска.

— Может быть. Зато какая тишина наступила. Лучше лю­бой музыки, даже хорошей. Можно наконец и поговорить спокойно. Даже с самим собой, — не теряя самообладания, про­изнёс Александр.

— Чего? — обернулся к нему водитель. И коротко взглянув, вынес заключение: — Псих, точно полоумный.

Александр ободряюще похлопал его по плечу. Потом чуть наклонившись к священнику, пояснил:

— Он у нас не крещёный, вот и… трудно ему справляться с собой.

— Так в чём же дело? Надо это исправить!

— Как? — спросил Александр. — Вот так! Как апостол Филипп царского евнуха. На пути, на дороге крестил!..

— А не в церкви разве можно? — удивился Александр.

— Можно! Вон и речка рядом. Можно крестить хоть сейчас.

Александр радостно потряс приятеля за плечо, восхищён­но вскричал: — Смотри, обормот, как тебе везёт! Давай, останавливай свою тачку.

— Не — ка, — отрицательно замотал головой Макс.

— Ты чего?! Сам — псих и есть. Тебе, паршивцу, Бог послал священника. Ты ему хамил, а он тебе добро хочет сделать.

— Не надо мне этого добра, — не отвлекаясь от дороги, про­бросил равнодушно Макс.

— Совсем что ли чокнулся? Отказывается, дурак. А ну тор­мози!..

Александр схватился за руки водителя. Началась борьба.

Машина завиляла по шоссе, из стороны в сторону. Наконец заскрипели тормоза. Автомобиль остановился, чуть не врезав­шись во встречный грузовик.

Испуганный водитель, удивлённо проговорил:

— Ты соображаешь, что делаешь то?

— А ты соображаешь? — Мы могли сейчас разбиться.

— Нельзя отвергать то, что тебе Сам Бог даёт!

— Чё вы ко мне прицепились? Не хочу я!

— Почему? — Потому! Не хочу и всё.

— Давай, давай!.. — не отставал от него Александр, приотк­рыв дверцу водителя и выталкивая его из кресла.

— Чего пристал? Не буду я, сказал, — не сдавался, активно оборонялся упрямый Макс. Почувствовав превосходящую силу приятеля, решил слукавить:

— Потом, как-нибудь, в дру­гой раз.

Поняв, что Александр настроен решительно, устало пред­ложил:

— Давай, в другой раз…

— «Другой раз» может и не быть. Сегодня же, твои прияте­ли, которым ты сильно задолжал, могут тебе дурную башку оторвать!

Это подействовало на Макса. Он задумался, но потом оста­вил свой выбор на прежнем:

— Ну и ладно, — спокойно сказал он, согласившись с печаль­ной возможностью для себя.

— Тебе шанс даётся! Ты понимаешь, как это опасно?.. Когда Бог тебя зовёт, а ты… Надо тут же соглашаться! Смотри, по­жалеешь… Помощь можешь от Него получить! Понял!! — не отступал Александр.

Выдержав паузу, поборовшись с собой, Макс решительно махнул рукой, согласился:

— Ладно, напугал. Пусть будет по вашему. Только давайте побыстрей.

Недолго совершалось таинство Крещения.

Ещё одним рабом, теперь Божьим, прибавилось в мире.

Бодрые, оживлённые, они вернулись к машине. Выехали об­ратно на трассу.

Вскоре подъехали к городу В. Остановились у леска, на без­людной окраине города, там, где попросил священник.

Плавно затормозил Максим, имя его так при Крещении и осталось. Чудесным образом, в этот день, праздновалась па­мять святителя Максима Исповедника.

Прежде недобрый, Максим вышел, обошёл машину, забот­ливо открыл дверцу священнику, помог ему выйти. Смущён­но склонив голову, попросил священника:

— Простите меня. На самом деле. Бес меня путал. Не оби­жайтесь.

— Что ты, мой хороший! Кто старое помянет… Ты теперь — другой. Теперь ты воин другого войска — Христова! Не забы­вай про это никогда, — осторожно прижал к себе, по отечески погладил по голове новокрещённого священник, признался:

— Вы мне ребятки, такую радость доставили! Я же, как апо­стол Филипп, Таинство совершил. Это же какая честь для меня, грешного!

Похлопал по спине друга и Александр, пообещал священ­нику за обоих:

— Приедем, батюшка, обязательно приедем к вам на при­ход. Не просто приятеля, а брата вы мне подарили. Был злой обормот, а теперь — паинька, — искренне похваляя друга, улы­бался Александр.

— Да ладно тебе… — немного отстраняясь, засмущался Мак­сим. Заметив в «бардачке» коробку с кассетами рокеров, схватил её и решительно швырнул в невдалеке стоящий, мусорный контейнер. Ещё раз попросил священника:

— Про­стите и помолитесь за меня, пожалуйста, чтобы у меня всё нормально было.

— Будет! — уверенно обнадёжил его священник. И благо­словив крестным знамением, пожелал:

— Храни вас Господь, сынки. Держитесь Бога, всеми сила­ми. Сейчас без Него, никак нельзя. Совсем нельзя!

Машина с парнями тронулась и поехала дальше. Из неё не изрыгались более грохот и вопли дьявольского рока, не чув­ствовалось больше нервозности и смятенности.

Вокруг стояла божественная тишина, не нарушаемая даже шуршанием шин и вихрями от проезжающих машин. Слыш­ны были отчётливо гармоническое пение и посвист птиц, ше­лест листьев и дуновенье ветра… Всё это не разрушало её, ти­шину. Потому что не звучало ничего уродливого, изобретён­ного по злой воли людьми.